История >> Крым в составе Российской империи >> Крымская война 1853-1856 гг. >> У.П.РИЧАРДС. ПИСЬМА ИЗ КРЫМА

У.П.РИЧАРДС. ПИСЬМА ИЗ КРЫМА

Письмо 5. Под Севастополем, 7 ноября 1854 г.

Милая матушка!
Как явствует из письма, мы по-прежнему по эту сторону городских стен, но надеюсь вскоре написать тебе изнутри, или же навсегда распроститься с этим местом, поскольку все мы сыты по горло той нелепицей, что зовется осадой; об этом - подробней.
Начну с того, на чем закончил прошлое письмо, а именно - со стрельбы и подвоза боеприпасов; с тех пор у нас много чего произошло. Во-первых, одним прекрасным утром русская армия, долгое время болтавшаяся без дела у нас в тылу, объявилась в виду Балаклавы, которую мы укрепили земляными валами по всей линии фронта и, как последние ослы, доверили оборону туркам. Итак, когда русские появились, турки открыли огонь, и все шло хорошо, пока противник не приблизился. Тогда они оставили редуты, которые можно было бы удержать даже при самых неблагоприятных обстоятельствах, и сбежали во главе со своим полковником. Преследуя их, русская кавалерия едва не ворвалась в деревню, которую защищал всего один полк, 93й горный; тем не менее, шотландцы держались стойко и задали русским хорошую трепку.
Вскоре мы, а с нами и французы, отошли от наших позиций на три с половиной мили. Русские завладели оставленными турками укреплениями и двенадцатью орудиями. Тогда мы взялись за работу, два орудия уничтожили, а шесть отбили, но остальные им удалось увезти с собой, и с этого момента начинается самое ужасное.
Лорд Раглан приказал кавалерии атаковать и отбить орудия (хотя никто не знал, где они могут находиться); в итоге кавалерия ринулась прямо в центр русской армии и практически вся была истреблена или захвачена в плен. Она явила чудеса доблести, но была сметена артиллерийской и ружейной стрельбой. Уцелевшие прорубились к своим, после чего мы оставили холмы русским (где они впоследствии и закрепились) и вернулись в лагерь. На следующий день, 26го, вдохновившись успехом, они решили атаковать правый фланг нашей армии и оттеснить нас к морю.
Им (простым русским солдатам) сообщили, что мы ужасно напуганы и, едва завидев их, обратимся в бегство. Затем их, как водится, напоили и натравили на нас, не снабдив, впрочем, артиллерией. Мы - те, кто был на правом фланге, т.е. 1 и 2 дивизии - развернулись и с помощью 18ти орудий и ценой полутора тысяч убитых, раненых и пленных за полчаса отбросили их назад. Старый осел лорд Раглан (имей в виду, сейчас это мнение всей армии) был очень доволен и решил, что после такого угощенья атаковать они больше не осмелятся, хотя место здесь и слабое. Инженеры все-таки посоветовали ему усилить позиции тяжелыми орудиями и провести ряд земляных работ, но он, похоже, повредился рассудком, поскольку заявил: "Ерунда, они не посмеют вернуться".
Прошло несколько дней, обстрел города продолжался, мы снова подвозили боеприпасы и проч. для осады, и все позабылось. Осада продолжалась так медленно из-за того, что французы не смогли вовремя подвести апроши к тяжелым русским орудиям, так что у русских была возможность дождаться подкреплений из Одессы, и в ночь на четвертое мы услышали звон колоколов и крики. Мы не знали, к чему бы это, но наутро все выяснилось.
Оказалось, что в крепость прибыли великие князья Константин и Михаил с тридцатью тысячами свежих людей и провиантом. Утром пятого числа, примерно в шесть часов, когда я завтракал, мы услышали стрельбу с пикетов и громкие крики справа, и обнаружили, что русские, пьяные, как всегда, значительно превосходящими силами атакуют нас в том же месте, что и 26го. Итак, о битве Севастопольской или Инкерманской, как тебе больше нравится.
Противник, как оказалось, проведал, что мы, будучи уверенными в собственной безопасности, не укрепили позиции, и воспользовался этим обстоятельством в ночь на 4е, когда наши караулы из-за сырости и сильного ветра утратили бдительность. Прежде чем мы успели их заметить, русские доставили к месту сражения 70 тяжелых орудий и 60 000 солдат, и первое, что мы увидали, была их пехота, атакующая наши пикеты. Едва успев построиться, мы (а также 2, 4 и Легкая дивизии и дивизия французов, всего около 20 000 человек и 30 орудий) ринулись на защиту наших позиций. Это было примерно в полседьмого, а битва продолжалась до половины третьего, пока противник не отступил в город, оставив 2 000 пленных и от 15 до 20 000 убитых и раненых. Пройдясь по полю, я пришел к выводу, что число это гораздо больше. С нашей стороны, как ни прискорбно сообщить, потери также велики. Что до меня, я и не надеялся выйти из этого дела живым, поскольку больше девяти часов находился под ужасным огнем их тяжелых орудий, отвечать на который нам приходилось лишь из девяти крохотных пушечек.
Подо мной - как и под Дакром, Хэмли и Уоденхаусом - убило лошадь, я был выбит из седла оглушительным взрывом такой силы, что, хоть он и прогремел в тридцати футах над моей головой, земля под ногами задрожала. Потом меня атаковал какой-то русский из тех, что пробрались к нашим орудиям. Он бросился на меня со штыком наперевес, но я вовремя заметил опасность и, подпустив его поближе, ловко сбил с ног ударом кулака. Ничего другого мне не оставалось, так как шпага моя осталась на передке одного из орудий, а револьвер я потерял, о чем очень жалею, ведь это была вещь нужная и дорогая; впрочем, благодарение богу, я уцелел, а вот другим не повезло.
Пал доблестный Стренгуэй, из наших были ранены майор Таунсенд, капитаны Тапер, Брэддели, Ингилби и полковник Гэмбин; убиты сэр Джордж Каткарт и Голди, и еще 14 гвардейских офицеров. Уверен, вы с тетушкой ужаснетесь, узнав, что бедный Уэппи Дэшвуд также погиб; слов нет, чтобы передать мое горе. Он был так бодр, когда я навещал его вечером перед битвой; а следующую весть о нем я получил уже в пылу сражения. Узнав, что он при смерти, я немедленно направился к нему, но он, хоть и был еще жив, вряд ли меня узнал. Снаряд ударил его в бок, проломил ребра и изувечил руку и ногу. Он недолго мучился; бедный Гарри узнал об этом на следующий день (под Гарри двадцать пятого числа прошлого месяца убило двух лошадей): Тем же вечером Уэппи похоронили - пока не знаю, где; я был на дежурстве и не присутствовал на церемонии. Вещи его, кроме тех, что предназначены друзьям, продадут с аукциона. Общие наши потери составляют 40 убитых и 70 раненых офицеров и около 2 000 солдат. Дело было куда дольше и кровопролитней альминского.
Больше писать нет времени - почту вот-вот отправят.
С любовью ко всем домашним,
Твой любящий сын, W.P.R.
PS. На военном совете решено, что мы останемся здесь в бараках на всю зиму, пока не возьмем город. Приятная перспектива, что и говорить!...